Включайте с утра музыку по громче и выходите на балкон покурить, даже если не курите. Жить самому и не чувствовать себя одиноким. Поднимаем бокал белого полусладкого за любовь в надежде растопить лед на глубине. Лед ведь тает в виски или в бурбоне, если дело в консистенции.

Я хочу быть контрольным выстрелом и последним твоим признанием. Верю в искренность разговоров в 5 утра. Ты счастлив? Ты жалеешь? «Я не могу тебе ответить». А на утро я заварю вам чаю, черного с ягодами, с уверенностью, что все сделала правильно. Сколько у тебя еще таких желаний было за последние полтора года? Сколько раз нежности к случайным милым мордашкам было много больше, чем к своему родному теплу? Если оно таково…

Не желаю себя никому. Сказка о том, как приторно горька красивая конфета за витриной магазина из 70-х. Кутаюсь в плед и выхожу на балкон. Чувствую весенний ветерок. Он ломит мне кости, напоминая, что я еще жива.

На расстоянии еще одной жизни от тебя. Стоя на перроне и провожая еще одно солнце, я вижу, как однажды утром на балконе за чашечкой черного без сахара, нам не понадобится плед. 

Когда бушует море, я хлопаю дверьми. Когда кошке когти подстригают, а ей всё еще хочется вскарабкаться куда-то повыше, все попытки тщетны. Я черная. Именно этот цвет кажется таким безопасным, каким когда то было твоё «я верю в тебя».

 Хлопаю дверьми. Снимаю всё черное и одеваюсь в красно-синее. На кухню. И чтобы чай зеленый был покрепче. Горечь я давно перестала чувствовать. Никогда не смогу пойти по чьим-то головам, слишком много понимания к людям, которое, на удивление, всё еще во мне живо. Ненавижу себя за свою трусость, понимание, наивность и пожалуй бескорыстие. Ну не живут уже люди с такими качествами.

Я знаю, зачем я это делаю. Шесть слов-одна мотивация, что движет мной. Маленький промежуточный шаг. Верю в это только я. Не в себя, в случай. 

Я не умею жить. Вот она — первая мысль пасмурного воскресного утра. Инструкций не прилагалось, а запасных деталей всё меньше. Обмену и возврату не принадлежит.

Блинчики слаще из-за смородинового варенья. Уничтожаю себя надеждами. Самое гадкое чувство. Над обрывом в подвешенном состоянии единственное, что ты можешь делать это надеяться. Молиться тоже можно. Но ты даже ремонту не подлежишь, не то, чтобы возврату денег. Ни боли, ни слез. Лишь злоба на саму себя. Такую простую, наивную, добрую. «Надеяться»  — синоним моему имени.

Существую. С каждым днем приближаю лето. Подальше от всех мои птицы будут снова петь слаще других и парить за пределами всего дозволенного.

Будь счастлив. А я обещаю, что возьму кого-то за руку. 

Что снится в полночь самым обычным людям? А под утро? Мне снятся кошмары. Мучает ведь то, что ближе к сердцу, так ведь? Просыпаюсь в холодном поту снова и снова. Самые теплые места в памяти самые воспаленные. Прячусь от мира в шерстяной свитер, он уже весь в катышках.

Я не умею болеть. Столбик поднимается выше 38.2, и мне уже хочется писать завещание. «Передаю всё Твоё Тебе», без марки, без подписи, без улицы. Заботятся те, от кого ничего не ждешь. Разбор нашего полета всё еще не дает покоя. Вопросы стоят уже полгода в очереди ожидания. Кто виноват, что самолет упал? Кто виноват, что я не пристегнула ремень? Кто виноват, что в нас еще что-то уцелело?

Сегодня первый раз за четыре дня вышла из дома. Аппетита нет, но хочется сладкого. Стоя у кассы в растянутом  шарфе, любимой поношенной шапке и рваных трико, протягиваю остатки стипендии. Неожиданно в ответ слышу «вы очень красивая». Его раньше здесь не было. Улыбаюсь и от чего-то спешу убежать.

Днем посылаем к небу тысячи взглядов в надежде, что они найду своих адресатов. По ночам выходим смотреть на луну, будто она с двух краев земли нас объединяет. А самолетам не важно в какой четверти циферблата взлетать.  

Такой простой вечер воскресенья. О чем задумываются люди в воскресенье утром? А днем? Стереотипных людей обхожу стороной, а от обыденности есть книга. Никогда не думала прочесть на чьих-то страницах свою историю.

Все лгут. Аксиома из пары слов. Согласитесь, смысл то весомый? Я боюсь людей. Довериться кому-то и жить с, очередной, надеждой не быть обманутой, ну глупо ведь? А нам за это полагается пластырь да леденец. Говорят, еще можно лечиться подорожником. Так часто им пользовалась, что заработала аллергию. Такая заурядная толпа лишь нагоняет тоску да желание сходить за красным полусладким.

656. Уже выучила, сколько дней в сентябре, а сколько в октябре. Да и математику подтянула, чтоб ты знал. Книгу еще не дочитала, поэтому не знаю, дождалась ли она его. На расстоянии одной жизни от тебя. Не хочу, чтобы кто-то другой поставил клеймо “Потрачено”. 

С той самый пятницы я жду самолета. Стоя на берегу мысленно чувствуя, как Ты волнуешься при взлете. А в воскресный вечер я думаю, чем утром буду кормить братишку. Наверное, блинчиками со сметаной или с кленовым сиропом, или со сгущенкой, смотря, что послаще. А ты жди, следующий будет Твоим.

Смирение. И я уже перестаю думать во сколько Ты сегодня встал и что завтракал. Голова полна рутиной, и я вспоминаю лишь сколько стоит буханка хлеба да суфле к чаю. Всегда беру Барни. Транжира? Нет. Растягиваю удовольствие. Десятиминутное лакомство переносит меня к морю.

Утро. Отель. Стойка регистрации. «Доброе утро! Вам снова просили передать».

Не знаю, каким ветром Ты навеиваешься, но Ты всегда неожиданен, резок, холоден. А мне тепло. Тепло ведь внутри, а не снаружи. И может поэтому мои цветы уже цветут второй год. Они любят лишь твоё солнце, под остальными лишь увядают.

И лишь беспокоюсь, чтобы Ты тепло оделся. Сибирь все-таки холодная.

Мы любим тех, кто нас не любит. Мы губим тех, кто в нас влюблен.

Больше двух столетий, а всё также актуально. И нет уже чего-то надежного, домашнего, своего. Как пешки на шахматной доске, идем параллельно, но не вместе. За каждым новым Тобой тихо стоит предательство. Показывает своё лицо перед очередной смазливой мордашкой.

Не изменяют кому-то. Изменяют себе. Две стороны одной медали. Один и тот же вкус любимой карамели надоедает, и рука уже тянется за мятными.

Надсмехаюсь и смотрю сверху. На этот батут абонемент закончился.

— Нет, спасибо, продлевать не буду. Но не прочь еще попрыгать.

Сунув руки в карман и нос в шарф, бегу от себя. Или от того демона, что наслаждается чьим-то горем и пляшет на раскаленных углях. Черная сторона есть и у меня.  Тошнит. Ненависть к себе расплескивается сильнее, чем чашка кофе в руках новенького официанта.

Кутайтесь только в теплых людей. И помните – весна не за горами. 

Ждать. Это больше счастье ждать, когда знаешь что всё не напрасно. Чувствуя время по песчинкам, отягощаешь сам себя бытием.

Сейчас в еще одном аэропорту еще один человечек ждет еще один самолет. Мой последний в этом году. Любимый год. Значимый. Последний самолет прилетит с последним постом в этом году.

Столько перемен никогда не происходило с моей консерваторской натурой за 365 суток. Страшно. Наверное, я уже не я. Но всё как надо. Столько людей – нужных и ненужных одновременно. И каждый со своей правдой. Мы всегда принимаем ту, которая схожа с нашим внутренним глобусом. Вот он крутится, и рандомным выбором они сходятся в один пазл. Мой сложный – в нем тысяча деталей.

Стоя на пороге важного решения, все другие кажутся такими незначительными. Моим хрупким плечикам никогда не было так тяжело. Ни о чем не жалею, и, наверное, это хорошо. Сегодня выпало предсказание «Доверять своей интуиции». Кажется, пожелание ошиблось годом, потому что именно сейчас я доверилась ей. Ах да, без поддержки я никто. Мои истоки, мои родители. Здесь даже и говорить ничего не надо, всё и так как на тарелочке.

Наше лето и наши зеленые корпуса. Без В я никто. Насколько ж надо было жить своим делом, чтобы зарядить каждую клетку себя теплом, чтобы хватило на сибирскую зиму. Фотографии на стене говорят за себя. Да и мысли с ними под один такт. Моё всё. Я – Вожатый. Как же гордо это звучит. Еще в школе учили, что любимая работа – это высокооплачиваемое хобби. На деньги не претендую, а на горящие детские сердца да. Быть примером и дарить своё тепло – особая миссия детства.

Моя жизнь, мой год. Главное то, что дальше будет интереснее. Merry Christmas and Happy New Year!

Уходя, оставить след-это больше чем остаться. Так сказал один великий французский парень. Значимость больше, чем в чем-либо.

А на салфетках пишут расстояние от Солнца до Земли. Виски- кола, кола-виски. Чудная вещь. Чем старше мы становимся, тем больше алкоголь становится единственной правдой. Аффект, который мы не способны контролировать. Неужели так сложно быть честными со своими близкими? Фальшь как фарш — льется через край. А я злоупотребляю доверием ко мне, каюсь. Тошнит. Только для Сартра это было прозрением, для меня – физическим чувством.

Двое знают правду, стены молчат. Никогда не понимала такого молчания.  Всё, что я могу – уберечь того, кто мне дороже всех прочих прохожих. Ты – прохожий.

Сколько можно отдавать себя другим? Ставлю своё Я на последнее место, хотя кошки разорвали уже всю плоть. Мои грабли уже как батут. Любимый аттракцион, и никто не может перестать платить деньги за него.

Сдуваю пыль с того, что было так дорого. Есть лишь ты, точнее алкоголь в тебе. Превозношение меня выше кого-либо равно нашему забвению. Шаг. Два. Расстрел.

I’m dreaming of a white Christmas. Кто если не мы создаем атмосферу вокруг себя? Столько мыслей и все один не укладываются в одну – заканчивается еще один год…

Жизнь скоротечна – аксиома, не требующая доказательств и объяснений. Живу мыслями моего лета. Того самого, что изменило мою жизнь. Того? А может тех? Не знаю, не решили еще. Выбор за Ним.

Дети. В голове всё еще звенит их смех, и я чувствую лето каждой клеткой внутри себя. Страшно. Страшно, что вот так я и буду жить от одного летнего сезона до другого. Жить надо сейчас. Здесь. Эти фотографии на стене – мой летний ветерок. Помню историю каждой. Наверху мой самый счастливый день и самый лучший сезон. Внизу самые звонкие дети. Справа тот, кто открыл мне глаза на совсем другой мир, непохожий на мой. Три сезона, ни много – ни мало. Слева – та, моя, та, что всегда слева. На стене, в груди.

Здесь не только лето. И осени здесь место. Я богата и речь не о деньгах. Шаг за шагом, спотыкаясь и падая в самом начале пути, а теперь твердо на двух и вперед. Друг детства. Это как человек из сердца, только друг с малых лет, когда я еще не помнила себя. Помню лишь как делили машинки, синюю и красную.  А еще какао с пенкой. А теперь ничего не делим. Всё моё – твоё.

Здесь есть и моя весна. И есть кое-кто еще. Тот, кто заставил плакать меня в мой день, улетая за много тысяч отсюда. Не родственная душа, не слишком близкий, но очень важный. На календаре 21 декабря. Считаю часы до долгожданных слов: «Самолет совершил посадку». Обнять человека после долгой разлуки – словно отдать ребенку саму сладкую конфету, которую он заслужил. Слипнется.

Моя новогодняя пора. В этот новый год ожидаются лишь самолеты. Мои лучшие подарки!